Памяти В.Н. Сорока-Росинского
Стыдно. Стыдно, коллеги. Мы так внимательно следим за зарубежной управленческой мыслью, что не только увлекаемся, но и поддаёмся искушению выбрать в качестве путеводной звезды наиболее яркую. Вот, нас упрекают, что мы, мол, не уделили должного внимания теории самообучающейся организации Питера Сенге. Как раз напротив. В своё время мимо Kinsmark не прошла ни первая книга ("Пятая дисциплина"), ни вторая ("Танец перемен"), и высказывались мы в те годы не столько
критически, сколько
иронически (
стр.1,
стр.2,
стр.3 всего 25 упоминаний у нас). Почему? А потому что, если удалить из теории Сенге весь высоколобый пафос, то в ней останется лишь то, что давно известно российским (точнее, советским) историкам педагогики.
Молодежь нулевых и девяностых не находит захватывающими кинофильмы "Бронзовая птица" (1974 г.), "Пацаны" (1983 г.) или "Республика ШКИД" (1966 г.). Даже сегодняшним тридцатилетним ничего не говорят имена Макаренко и Сорока-Росинский. Это печально само по себе, но ещё хуже, когда люди, ничего не слышавшие о Викниксоре, идут в
орг-импрувмент, формируют корпоративную культуру, пишут и защищают работы по организационному развитию.
Я живу в Санкт-Петербурге недалеко от того дома на Садовой, где жил и работал в своей крохотной восьмиметровой комнатке великий русский ученый-педагог Виктор Николаевич Сорока-Росинский, и соседство с этим намоленным местом меня не только вдохновляет, но и обязывает. И сам этот дом и город находятся в стране, где культура уничтожения новаторов никуда после перестройки не делась. Просто тогда за компанию к "нет пророка в отечестве своем" её кормила воинствующая советская серь, а сегодня
— умиление перед западными умниками.
Из воспоминаний Р.И. Шендеровой (ученицы Сорока-Росинского):
"В 1953 году я узнала, что он оставил нашу школу и перешел в другую, совсем близко к дому, на Лермонтовском проспекте. А вскоре он сказал мне, что вышел на пенсию... Но трудиться Виктор Николаевич не переставал. Изобрел новинку — “орфографическое лото”; из последней школы, где он преподавал до пенсии, по договоренности с учителями русского языка и завучем ему присылали семь-восемь абсолютных двоечников. С ними он занимался в прихожей ежедневно по одному часу после уроков до тех пор, пока они не переходили в разряд “твердых троечников”. Тогда Виктор Николаевич звонил в школу и просил “новую партию”. “Мои идиотики” — так он ласково называл их в наших разговорах.
Учитель был чрезвычайно увлечен своим лото, видел большую перспективу в его использовании, но никто не хотел вдуматься, перестроиться, внедрить новинку, и куда бы он ни обращался с предложением взять работу на апробацию (разумеется, без вознаграждения), — ни одна школа, ни один методический кабинет, ни одна кафедра русского языка не решилась на эксперимент. Но Виктор Николаевич — по крайней мере внешне — не унывал, продолжал совершенствовать свое детище. Много писал, но мне никогда ничего не показывал. “Тебе не нужно. Ты и так грамотная”, — услышала я в ответ на свою просьбу посмотреть лото".
Проведение аналогий считается весьма простым делом. В обучение на аналогах эта простота вульгаризирована. Не согласны? Что ж, давайте проверим это утверждение на примере. Он будет интересен тем, кто эволюцией организации интересуется профессионально.
Вы можете остановиться здесь, а можете прочесть
эпизод рукописи Сорока-Росинского на сайте портал-журнала Гильдии.